Предчувствие - 25/17

Вот твои глаза, что они видели прежде,

как отдыхали всей семьёй на побережье?

Я их закрою, а на веки положу пятаки

с гербом страны, что развалили дураки.

Вот твои зубы, они будут скрежетать от злости,

потом от боли, когда переломают кости,

потом их выбьют.

Вот твой распухший язык,

почувствуй вкус написанных на нём книг.

Вот твои лёгкие, как фильтр их забьёт копоть

сгоревших тел в кроватях или в окопах.

Печёнку пропитает спирт, тачку не глуши,

сперва для храбрости, потом за помин души.

А вот твои кишки, непереваренная каша,

костяшки пальцев побелели, сжимая калаш.

Ну, в общем всё понятно, непонятна только дата -

так сам себя вскрывал патологоанатом.

Где брат твой, Каин?

Волос на подушке...

Где брал ты камень?

Голос на прослушке...

Бога нет, Бога нет - тебя нет, выкуси!

Третий Рим не спасти, передохли гуси.

Стоит лишь залпами с Авроры снова озарить Неву,

ты тоже спросишь - сторож ли я брату моему?

И деньги те, которых нет – на хате налом у полковника,

да, только не надо их покойнику.

Сын комсомольца, внук большевика,

это страшнее чем ЧК, контрразведка Колчака.

Это о том, что ты не знаешь, как разобрать автомат,

это главком, который с дальней высоты не смог забрать ребят.

Я не шучу, потом винить тут будет некого,

и там, где был Юрий Шевчук, там вас, ребята, не было.

И вот увидел ты в окне, как будто в страшном сне –

город в огне, в городе люди на броне.

Братан, ты наш или из этих?

Реванш за девяносто третий.

И только время всё расставит по местам тут,

но ледники растают, бедняки восстанут.

Где брат твой, Каин?

Волос на подушке...

Где брал ты камень?

Голос на прослушке...

Бога нет, Бога нет - тебя нет, выкуси!

Третий Рим не спасти, передохли гуси.

Ecco i tuoi occhi che hanno già visto

Come ti sei rilassato con tutta la famiglia sulla costa?

Li chiuderò e mi metterò delle monetine sulle palpebre

con lo stemma del paese che gli sciocchi hanno rovinato.

Ecco i tuoi denti, digrigneranno di rabbia,

poi dal dolore quando le ossa sono rotte,

poi vengono espulsi.

Ecco la tua lingua gonfia

sentire il sapore dei libri scritti su di esso.

Ecco i tuoi polmoni, come il filtro li ostruirà con la fuliggine

corpi bruciati nei letti o nelle trincee.

L'alcol impregna il fegato, non spegnere la carriola,

prima per il coraggio, poi per la menzione dell'anima.

Ed ecco i tuoi intestini, porridge non digerito,

le nocche divennero bianche, schiacciando il Kalash.

Bene, in generale, tutto è chiaro, solo la data è incomprensibile -

Così si è aperto il patologo.

Dov'è tuo fratello, Caino?

Capelli sul cuscino...

Dove hai preso la pietra?

Voce in ascolto...

Non c'è Dio, non c'è Dio - tu non esisti, mordi!

La Terza Roma non si salva, le oche sono morte.

Non resta che illuminare di nuovo la Neva con le raffiche dell'Aurora,

chiederai anche: sono io il custode di mio fratello?

E i soldi che non ci sono - sulla capanna in contanti dal colonnello,

Sì, ma il defunto non ne ha bisogno.

Figlio di un membro del Komsomol, nipote di un bolscevico,

questo è peggio della Cheka, il controspionaggio di Kolchak.

Si tratta di te che non sai come smontare una mitragliatrice

questo è il comandante in capo, che da un'altezza lontana non poteva raccogliere i ragazzi.

Non sto scherzando, quindi non ci sarà nessuno da incolpare,

e dov'era Yuri Shevchuk, voi ragazzi non c'eri.

E poi hai visto nella finestra, come in un terribile sogno -

la città è in fiamme, in città la gente è in armatura.

Fratello, sei nostro o uno di questi?

Vendetta per il novantatreesimo.

E solo il tempo metterà tutto al suo posto qui,

ma i ghiacciai si scioglieranno, i poveri sorgeranno.

Dov'è tuo fratello, Caino?

Capelli sul cuscino...

Dove hai preso la pietra?

Voce in ascolto...

Non c'è Dio, non c'è Dio - tu non esisti, mordi!

La Terza Roma non si salva, le oche sono morte.