Сто лет одиночества - Егор и Опизденевшие

И будет целебный хлеб,

Словно нипочем, словно многоточие.

И напроломное лето мое

Однофамильное,

Одноименное.

Губы в трубочку,

Нить в иголочку.

Не жисть, а Сорочинская ярмарка

Заскорузло любили, освинело горевали,

Подбрасывали вверх догорелую искорку.

Раскрашивали домики нетрезвыми красочками,

Назывались груздями, полезали в кузова.

Блуждали по мирам, словно вши по затылкам,

Триумфально кочевали по невымытым стаканам,

По натруженным умам,

По испуганным телам,

По отсыревшим потолкам.

Выпадали друг за другом, как молочные зубы,

Испускали дух и крик.

Пузырились топкой мелочью

В оттопыренных карманах деревянных пиджаков.

Кипучие, могучие, никем не победимые,

Словно обожженные богами горшки.

А за спинами таились лыжи в сенях,

Санки,

Салазки,

Сказки,

Арабески.

На седьмой день ему все остопиздело!

Пускай все бурно расцветает кишками наружу

На север, на запад, на юг, на восток!

Пусть будет внезапно!

Пусть будет неслыханно!

Пусть прямо из глотки!

Пусть прямо из зеркала!

Безобразно рванет из-под кожи

Древесно-мясные волокна!

Моя самовольная вздорная радость!

Чудовищная весна!

Чтоб клевать пучеглазое зерно на закате,

Целовать неудержимые ладони на заре,

Топни ногою, и вылетят нахуй все стекла и двери,

Глаза,

Вилки,

Ложки,

И складные карманные ножички.

Еще одна свирепая история любви.

Грустная сказочка про свинью-копилку.

Развеселый анекдотец, про то как Свидригайлов собирался в Америку.

Везучий, как зеркало, отразившее пожар.

Новогодний, как полнолуние, потно зажатое в кулаке.

Долгожданный, словно звонкое змеиное колечко.

Единственный, словно вскользь брошенное словечко.

Замечательный, словно сто добровольных лет одиночества.

E ci sarà pane curativo,

Come niente, come un'ellissi.

E la mia piena estate

omonimo,

Lo stesso nome.

Labbra in un tubo

Filo dell'ago.

Non la vita, ma la Fiera di Sorochinskaya

Amavano duramente, soffrivano amaramente,

Hanno vomitato una scintilla bruciata.

Dipinse le case con colori ubriachi,

Erano chiamati funghi di latte, si arrampicavano nel corpo.

Vagavano per i mondi come pidocchi sulla nuca,

Vagò trionfante tra bicchieri non lavati,

Per menti occupate

Su corpi spaventati

Soffitti umidi.

Caddero uno dopo l'altro, come denti da latte,

Respiravano e urlavano.

Bollito con sciocchezze di legna da ardere

Nelle tasche gonfie di giacche di legno.

Esuberante, potente, imbattibile da chiunque,

Come pentole bruciate dagli dei.

E dietro le spalle si nascondevano gli sci nel corridoio,

Slitta,

Slitta,

Fiabe,

Arabeschi.

Il settimo giorno, tutto lo fermò!

Lascia che tutto fiorisca con il coraggio

Nord, ovest, sud, est!

Che sia improvviso!

Che sia inaudito!

Lascialo dritto dalla gola!

Lascialo direttamente dallo specchio!

Brutto scoppio da sotto la pelle

Fibre di legno e di carne!

La mia ostinata e assurda gioia!

Incredibile primavera!

a beccare il grano dagli occhi stralunati al tramonto,

Bacia palme inarrestabili all'alba,

Calpesta il piede e tutte le finestre e le porte voleranno via,

Occhi,

forchette,

cucchiai,

E coltelli tascabili pieghevoli.

Un'altra feroce storia d'amore.

Una triste storia su un salvadanaio.

Un aneddoto esilarante su come Svidrigailov sarebbe andato in America.

Fortunato, come uno specchio che riflette un fuoco.

Capodanno, come una luna piena, sudato stretto in un pugno.

Tanto atteso, come un anello di serpente squillante.

L'unico, come una parola lanciata casualmente.

Meraviglioso, come cento anni di solitudine autoimposti.