Медсестричка - Михаил Шуфутинский

В начале марта где-то снег сыпал до рассвета, на стриженых, без шапок и без

шляп,

С фамилией на бирке, в районы Индигирки из камер забирали на этап.

Там было множество мастей, улыбок, жестов, новостей, и посмотреть бы это все со

стороны —

Как будто в стареньком кино, друзья, не видевшись давно, сошлись на встречу

после длительной войны.

Как будто в стареньком кино, друзья, не видевшись давно, сошлись на встречу

после длительной войны.

Начальничек конвоя в колонну всех по трое погнал бегом через тюремный двор,

А у ворот на вышках со звездами мальчишки заученно проверили затвор.

Один метнулся на «рывок», но головой в сугроб кивок, и тело за ноги в подвал

поволокли,

И наплевать теперь ему на золотую Колыму и на раскопки крайнесеверной земли.

И наплевать теперь ему на золотую Колыму и на раскопки крайнесеверной земли.

Но сквозь метели сетку не разглядеть «запретку», стрелок с винтовкой малость

оплошал,

И пуля хоть куснула, но сердце обогнула, беглец еще прерывисто дышал.

В тюремном лазарете хирург при слабом свете доставленного сразу же на стол.

Накрашенная ярко девчонка-санитарка спешила и готовила укол.

Он заключенный — ну, и что ж?

Зато собою так хорош!

И сколько смертными

статьями не суди,

Но вот уже в который раз не оторвать ей робких глаз от этой сильной

забинтованной груди.

Но вот уже в который раз не оторвать ей робких глаз от этой сильной

забинтованной груди.

В натопленной палате под простыней, в халате, на стенке даже радио поет.

Торопятся недели, за решеткой звон капели, беглец уже и на ноги встает.

И так проходит день за днем, а сердце девичье огнем: знать, для любви решеток

нет и нету крыш.

Девчонка шепчет: «Мой родной, мне без тебя не жить одной, прокуратуре это разве

объяснишь?»

«Мой родной, мне без тебя не жить одной, прокуратуре это разве объяснишь?»

И вот апрельский вечер, охрана горбит плечи, несется санмашина через двор.

Взглянули по привычке: в кабине — медсестричка, работникам — «зеленый светофор».

И что на утро было там!

Хлопот конвою и постам: найти ни зека, ни сестричку не

могли.

И непонятно, почему им наплевать на Колыму и на раскопки крайнесеверной земли?

«Мой родной, мне без тебя не жить одной, прокуратуре это разве объяснишь?»

All'inizio di marzo, da qualche parte, la neve è caduta fino all'alba, su tosato, senza cappelli e senza

cappelli,

Con il cognome sull'etichetta, sono stati portati nei distretti di Indigirka dalle celle al palco.

C'erano un sacco di abiti, sorrisi, gesti, notizie e si vedeva tutto

lati -

Come in un vecchio film, gli amici, non vedendosi da molto tempo, hanno deciso di incontrarsi

dopo una lunga guerra.

Come in un vecchio film, gli amici, non vedendosi da molto tempo, hanno deciso di incontrarsi

dopo una lunga guerra.

Il capo del convoglio nella colonna condusse tutti tre alla volta attraverso il cortile della prigione,

E al cancello sulle torri con le stelle, i ragazzi imparavano a memoria la serranda.

Uno si precipitò allo "scatto", ma un cenno con la testa nel cumulo di neve e il corpo per le gambe nel seminterrato

trascinato,

E ora non gliene frega niente della Kolyma dorata e degli scavi dell'estremo nord.

E ora non gliene frega niente della Kolyma dorata e degli scavi dell'estremo nord.

Ma attraverso la rete della bufera di neve non si vede il "ban", il tiratore con il fucile è un po'

sbagliato

E il proiettile ha persino morso, ma ha arrotondato il cuore, il fuggitivo respirava ancora a intermittenza.

Nell'infermeria del carcere, il chirurgo, in penombra, è stato consegnato subito al tavolo.

L'infermiera dai colori vivaci aveva fretta e preparò un'iniezione.

È un prigioniero - e allora?

Ma è così bravo!

E quanti mortali

non giudicare per articoli,

Ma per l'ennesima volta, i suoi occhi timidi non possono essere strappati via da questo forte

petto fasciato.

Ma per l'ennesima volta, i suoi occhi timidi non possono essere strappati via da questo forte

petto fasciato.

In un reparto riscaldato, sotto un lenzuolo, in vestaglia, sul muro, canta anche la radio.

Le settimane scorrono veloci, le gocce risuonano dietro le sbarre, il fuggitivo è già in piedi.

Ed è così che passa giorno dopo giorno, e il cuore della ragazza è in fiamme: sapere, per amore delle grate

no e no tetti.

La ragazza sussurra: “Mia cara, non posso vivere da sola senza di te, è davvero la procura?

spiegare?"

"Mia cara, non posso vivere da sola senza di te, puoi spiegarlo alla procura?"

Ed ecco una sera d'aprile, le guardie piegano le spalle, l'ambulanza si precipita attraverso il cortile.

Guardarono per abitudine: c'era un'infermiera in cabina, un “semaforo verde” per gli operai.

E cosa c'era la mattina!

La seccatura del convoglio e delle poste: non trovare né il forzato né la sorellina

Potevo.

E non è chiaro perché non gliene frega niente di Kolyma e degli scavi dell'estremo nord?

"Mia cara, non posso vivere da sola senza di te, puoi spiegarlo alla procura?"