Резня - Александр Маршал

Я видел это сам, в ночи холодный дождь,

И вновь над Колымой повисла осень.

Шел 43 год, судьбу не повернешь,

И у судьбы своё не спросишь.

В бараке 300 душ, озлобленных, худых,

И постоянный пресс от уголовных.

И тут фронтовики вступились за своих,

И задышала ночь неровно.

Я видел это сам, стоят плечо к плечу

Здоровые матросы из балтфлота.

А кто-то из блатных топтал ногой свечу,

С разведчиками и с пехотой.

Сцепились сто на сто заточки и ножи.

И урки?

вновь отчаянно отбивались.

И как под жернова пошла за жизнью жизнь,

Отхаркиваясь и кривляясь.

Я видел это сам, текла ручьями кровь,

Её теперь не смоет дождь осенний.

И вдруг среди толпы, как Вера и Любовь,

Надеждою возник отец Арсений.

Я видел это сам, он среди них стоял,

Тщедушный и больной, но сильный духом.

Он руки приподнял: «Опомнитесь», — сказал.

Барак заледенел, заледенел и слушал.

L'ho visto io stesso, pioggia fredda nella notte,

E ancora l'autunno incombeva su Kolyma.

Aveva 43 anni, non puoi cambiare il destino,

E non puoi chiedere il tuo destino.

Ci sono 300 anime in caserma, amareggiate, magre,

E la pressione costante dei criminali.

E poi i soldati in prima linea si sono fatti valere,

E la notte respirava in modo irregolare.

L'ho visto io stesso, in piedi spalla a spalla

Marinai sani della flotta baltica.

E uno dei ladri calpestò una candela con il piede,

Con esploratori e fanteria.

Cento su cento affilatrici e coltelli alle prese.

E Urks?

di nuovo combattuto disperatamente.

E come sotto la macina la vita seguiva la vita,

Espettorante e smorfie.

L'ho visto io stesso, il sangue scorreva a ruscelli,

La pioggia autunnale non la laverà via adesso.

E improvvisamente tra la folla, come Fede e Amore,

Padre Arseny si alzò con speranza.

L'ho visto io stesso, stava in mezzo a loro,

Fragile e malato, ma forte di spirito.

Alzò le mani: "Ritorna in te", disse.

La baracca era congelata, congelata e ascoltata.